Генрих IV. Часть вторая. Акт II. Сцена 4. Лондон. Комната в трактире «Кабанья голова» в Истчипе. (Шекспир)

Лондон. Комната в трактире «Кабанья голова» в Истчипе.
Входят двое слуг.

Что это ты принес, черт возьми? Печеные яблоки? Разве ты не знаешь, что сэр Джон терпеть не может печеных яблок?

Клянусь обедней, ты прав. Принц как-то поставил перед ним тарелку с печеными яблоками, да и говорит: «А вот еще пять таких, как ты, рыцарей»; потом снял шляпу и прибавил: «Честь имею раскланяться с шестью круглыми желтыми сморщенными рыцарями». Эта шутка ужасно рассердила сэра Джона, но потом он забыл о ней.

Ну, так накрывай на стол и ставь яблоки. Да разыщи Сника с его музыкантами, — миссис Тершит захотелось послушать музыку. Поторапливайся; в комнате, где они ужинали, очень жарко, и они сейчас придут сюда.

Слушай, сейчас сюда явится принц с мистером Пойнсом; они наденут наши куртки и передники, но только сэр Джон не должен этого знать: Бардольф предупредил меня об этом.

Ей-богу, душечка, у вас, думается мне, сейчас замечательная темпераментура; пульза у вас бьется так великолепно, что лучше и желать нельзя, а личико у вас, даю вам честное слово, красное, как все равно роза, — истинная правда! — но только вы, ей-богу, уж слишком много хлебнули канарского, а это вино на редкость забористое, и не успеешь спросить: «Что это со мной?» — как оно тебе уже всю кровь надушило. Ну как вы себя чувствуете?

Значит, все прекрасно. Доброе сердце дороже золота. А вот и сэр Джон.

Все вы, женщины, таковы — чуть вас придавишь, уж вам и дурно.

Ах ты, паршивый негодяй! Ничего другого в утешение мне не скажешь?

Из-за меня? Толстеют от обжорства да от болезней, а я тут ни при чем.

Если обжорством мы обязаны поварам, то болезнями обязаны вашей сестре; мы подхватываем их у вас, Долль, у вас. Согласись с этим, невинная бедняжка, согласись.

Да, а вы подхватываете наши цепочки и драгоценности.

«Рубины, золото и перлы...». Вы же знаете, что тот, кто храбро дерется, выходит из битвы хромым. Сперва смело бросаешься в брешь с поднятым копьем, а потом смело идешь к лекарю. Смело атакуешь заряженную мортиру, а потом...

Чтоб тебя вздернули, поганый морской угорь, чтоб тебя вздернули!

Опять принялись за старое! Стоит вам встретиться, как сейчас же начинаете ссориться. Ей-богу, вы оба такие шершавые, как все равно сухари: ни одного достатка друг дружке не хотите спустить. Ну и времена пошли! Один из вас должен уступить, и, конечно, это вы, миссис Долль, потому что вы слабейший сосуд и, как говорится, порожний сосуд.

Разве может слабый и порожний сосуд выдержать такую необъятную, полную до краев бочку? Ведь он так нагрузился бордосским, что столько не влезет и в корабельный трюм. Ну ладно, помиримся, Джек. Ты едешь на войну, и кто знает, встретимся ли мы еще с тобой.

Сэр, пришел прапорщик Пистоль и хочет вас видеть.

Вздернуть бы его, проклятого буяна! Не пускайте его сюда, — это первый сквернослов в Англии.

Если он буян, не пускайте его сюда ни за что на свете. Нет, честное слово, у меня есть соседи; не надобно мне буянов. Самые лучшие люди оказывают мне почет и уважение. Заприте двери! Не пущу я к себе буянов! Не затем я столько лет на свете прожила, чтобы впускать к себе буянов. Заприте двери, прошу вас.

Будьте спокойны, сэр Джон, мы не пустим сюда буянов.

Да разве ты не слышишь, что это мой прапорщик?

Дудки, сэр Джон! Нечего об этом толковать. Ноги вашего буяна прапорщика не будет в моем доме. Я была на днях у мистера Тайзика, начальника полиции нашего квартала, и он мне сказал, — а было это в прошлую среду: «Соседка Куикли, — сказал он мне (мистер Домб, наш пастор, был при этом), — пускайте к себе только приличных людей, потому что, — сказал он, — про вас идет дурная слава». Ну, я, конечно, понимаю, к чему он это сказал. «Потому что, — сказал он, — вы честная женщина и пользуетесь уважением; так смотрите принимайте гостей с разбором. Ни за что не пускайте, — сказал он, — всяких буянов». И я не пушу их к себе. Послушали бы вы только, как он все это говорил. Нет, не надо мне буянов.

Он вовсе не буян, хозяйка, а, право, самый безвредный шулер. Его хоть по спине гладь, как маленькую левретку. Он даже индюшки не обидит, если она взъерошит перья и станет защищаться. Зови его сюда, малый.

Шулер, говорите вы? Я не запру своих дверей перед честным человеком, а перед шулерами и подавно, но, ей-богу, я терпеть не могу буянов. Со мной прямо дурно делается, едва услышу слово «буян». Потрогайте меня, господа, посмотрите, как меня трясет, ей-богу, правда.

А то как же! Честное-благородное слово, дрожу как осиновый лист. Я прямо-таки не выношу буянов.

Добро пожаловать, прапорщик Пистоль. Иди сюда, Пистоль, я заряжу тебя кружкой хереса, а ты пали в хозяйку.

Она огнестойкая, приятель, ее такими зарядами не пробьешь.

Не стану я пить вашу огнестойкую; ни для кого на свете не стану пить больше, чем следует.

Тогда перейду к вам, миссис Дороти; возьму и выпалю в вас.

В меня? Плевать мне на тебя, паршивый черт! Ах ты жалкий, грязный, подлый плут! Нищий, у которого и рубашки-то нет на плечах. Прочь, вшивый жулик, прочь! Я — лакомый кусочек для твоего хозяина.

Прочь, дрянной карманный воришка! Шелудивый мошенник, прочь! Клянусь этим вином, я всажу нож в твою поганую глотку, ежели ты посмеешь со мной озорничать. Пошел прочь, ты, пивная бутыль! Истасканный фехтовальщик! С каких это пор, сэр, вы набрались такой прыти? Подумаешь, нацепил себе шнурки на плечи! Экая невидаль!

Разрази меня гром, если я не оборву тебе за это оборки.

Будет, Пистоль. Не смей здесь палить. Проваливай-ка отсюда.

Да, добрейший капитан Пистоль, только не здесь, дорогой капитан.

Капитан! Ах ты, окаянный, проклятый обманщик, и тебе не стыдно, что тебя величают капитаном? Будь я на месте капитанов. я бы тебя отдула за то, что ты берешь на себя чужое звание, не дослужившись до него. Ты-то капитан? Такая-то мразь? Да с какой это стати? За то, что ты рвешь оборки у бедных потаскушек в публичных домах? Это он-то капитан? Повесить его, мерзавца! Он питается прокисшим черносливом да черствыми пирогами. Капитан! Убей меня бог! Эти негодяи скоро так же испоганят слово «капитан», как испоганили слово «обладать», которое раньше было отменным словечком, а потом стало непристойным. Настоящим капитанам следовало бы положить этому конец.

Мне — уйти? Ни за что! Уверяю тебя, капрал Бардольф, я способен ее разорвать! Уж я ей этого не спущу!

Нет, клянусь моей рукой, сначала отправлю ее в ад, в проклятое озеро Плутона, в кромешную бездну вместе с Эребом, на страшные муки! Эй, подавайте крючки и удилище! Хватайте ее, псы! Тащите ее, Парки! Не Ирина^[*] ли перед нами?

Успокойтесь, добрейший капитан Пустоль! Ей-богу, время уже позднее. Умоляю вас, разнуздайте свой гнев.

Пистоль

Вот шутка, нечего сказать!^[*] Одры,
Татарские некормленные клячи,
Что в день и тридцать миль не пробегут,
Дерзают с каннибалами равняться.^[*]
С троянцами и с Цезарем? Ну, нет!
Пусть будут прокляты, и царь их Цербер,^[*]
И пусть громами грянет небосвод!
Нашли из-за чего сцепляться!

Уходите-ка, добрейший прапорщик, не то дело дойдет до драки.

Пистоль

Пусть люди дохнут, как собаки! Пусть
Короны, как булавки, отдают!
Иль нет Ирины здесь?

Даю вам честное слово, капитан, такой здесь не имеется. Ну и времена пошли! Что ж я, по-вашему, стану ее укрывать! Ради создателя, успокойтесь!

Пистоль

Ешь и толстей, моя Калиполида.^[*]
Эй, хересу подать!
Se fortuna mi tormenta,
Lo sperare mi contenta.^[*]
Что залпы нам? Пускай сам черт палит!
Эй, хересу мне! — Ну, ложись, милашка.

(Снимает шпагу и кладет ее на стол.) Мы дошли до точки без всяких «и так далее».

Милейший рыцарь, целую твой кулак. Иль мы не любовались с тобою вместе Большой Медведицей?^[*]

Ради господа бога, спустите его с лестницы. Видеть я не могу Этого окаянного ирода.

Спустить меня с лестницы? Знаем мы этих галлоуэйских кляч.^[*]

Бардольф, швырни его, как грош в орлянку! Если он переливает из пустого в порожнее, пусть ему самому будет пусто!

Пистоль

Что? До резни дошло? Прольется кровь!

(Хватает шпагу.)

Прими в объятья, смерть, век жалкий сократи мне!
Пусть жуткие, зияющие раны
Трех призовут сестер! Ты, Атропос^[*], ко мне!

Джек, прошу тебя, не обнажай шпаги! Прошу тебя!

Ну и заваруха! Уж лучше закрыть мне заведение, чем вечно терпеть такие страсти и ужасти! Быть убийству, помяните мое слово. Горе мое горькое! Да спрячьте же вы свое обнаженное оружие, спрячьте, говорю, обнаженное оружие!

Прошу тебя, Джек, успокойся. Мерзавец ушел. Ах ты, мой храбрый негодный ублюдок!

Он не ранил вас в пах? Мне кажется, он коварно метил вам прямо в живот.

Да, сэр. Негодяй был пьян. Вы его ранили, сэр, в плечо.

Ах ты, мой драгоценный плутишка! Ах ты, моя бедная обезьянка! Как ты вспотел. Постой, дай мне вытереть тебе лицо; подставь мне свою мордочку. Ах ты, мой жирный ублюдок! Ей-богу, я тебя без памяти люблю. Ты храбр, как Гектор Троянский, один стоишь пяти Агамемнонов и в десять раз лучше всех девяти героев^[*]. Ах, негодник!

Проклятая гадина! Уж задам я жару этой скотине!

Сделай это, потешь свою душу! А уж я за это погрею тебя под одеялом.

Пусть играют. — Играйте, господа. — Сядь ко мне на колени, Долль. — Этакий мерзкий буян! Удрал от меня, как ртуть, мерзавец!

Да-да. А ты обрушился на него, как церковная башня. Ах ты, мой миленький молочный поросеночек с Варфоломеевской ярмарки! Когда ты наконец перестанешь драться днем и фехтовать ночью, когда начнешь чинить свое старое тело для отправки на тот свет?

Входят, в глубине сцены, принц Генрих и Пойнс, переодетые трактирными слугами.

Замолчи, милая Долль. Брось вещать на манер мертвой головы^[*], не напоминай мне о конце.

Добрый малый, хотя и вздорный. Из него вышел бы недурной эконом, он неплохо бы резал хлеб.

Он-то умен? На виселицу бы этого павиана! Ум у него тяжелый, как густая тьюксберийская горчица, а остроумия в нем не больше, чем в молотке.

Потому, что он такой же тонконогий, здорово играет в шары, ест морских угрей с укропом^[*], глотает с вином огарки, играет в чехарду с мальчишками, перепрыгивает через скамейки, изящно сквернословит; потому, что сапоги сидят на нем гладко, как на вывеске, и потому, что он не вызовет ссоры, передавая сплетни. У него еще много других дурацких талантов, доказывающих слабость ума и гибкость тела, и за все это принц держит его при себе. Он сам точь-в-точь такой же. Если их поставить на чашки весов, достаточно будет и волоска, чтобы один перевесил другого.

Смотри, этот истасканный старикашка заставляет чесать себе затылок, как попугай.

Разве не чудно, что желание на столько лет переживает силу?

Сатурн нынче в соединении с Венерой. Что говорит на этот счет календарь?^[*]

Посмотрите, как этот огненный Тригон, его слуга, шепчется со старой счетной книгой своего хозяина^[*], с его памятной книжкой, с его справочником.

Какой материи подарить тебе на юбку? Я получу деньги в четверг, а завтра у тебя будет новая шляпка. Спой мне веселую песенку. Уже поздно, пойдем спать. Ты забудешь меня, когда я уеду.

Ей-богу, ты доведешь меня до слез, если будешь говорить такое. Чтобы я хоть раз нарядилась до твоего возвращения! Ну давай дослушаем до конца.

Ба! Ты, должно быть, незаконный сын короля! А ты не брат ли Пойнса?

Ах ты, карта греховных земель, какую жизнь ты ведешь?

Получше твоей. Я дворянин, а ты трактирный слуга, который только и делает, что таскает бутылки.

Да хранит господь вашу светлость! Добро пожаловать в Лондон! Благословение господне на вашу драгоценную голову! Господи боже мой, это вы из Уэльса воротились?

Клянусь бренным телом и зараженной кровью этого создания, я рад тебя видеть, непотребный и безумный отпрыск царственного древа.

Что такое, жирный дуралей? Плевать я хочу на тебя!

Милорд, он увильнет от наказания и обратит все в шутку, если вы не отколотите его сгоряча.

Ах ты, грязная куча сала! Что за пакости ты говорил обо мне при этой честной, добродетельной, благовоспитанной даме?

Да благословит вас господь за вашу доброту! Она и в самом деле такая.

Да, и ты, конечно, узнал меня, как и в тот раз, когда бежал от меня в Гедсхиле. Ты знал, что я стою у тебя за спиной, и говорил все это нарочно, чтобы испытать мое терпение.

Нет-нет, ничего подобного: я не подозревал, что ты все это слышишь.

Я заставлю тебя сознаться, что ты умышленно оскорбил меня, и тогда — я уж знаю, как с тобой поступить.

Я тебя не оскорблял, Хел; клянусь честью, и не думал оскорблять.

Как! Разве ты не говорил, что я эконом, что я гожусь лишь на то, чтобы резать хлеб, и еще бог знает что?

Не оскорблял, Нед, уверяю тебя; вовсе не оскорблял, достойный Нед. Я говорил о нем дурно при падших созданиях, чтобы эти падшие создания не вздумали его полюбить. Делая это, я поступал как заботливый друг и верноподданный, и твой отец должен быть благодарен мне за это. Никакого оскорбления, Хел, никакого, Нед, уверяю вас, дети мои.

Сознайся, что сейчас только из страха, единственно лишь из трусости ты оскорбляешь эту достойную даму, чтобы примириться с нами! Это она-то падшее создание? И твой паж тоже падшее создание? И честный Бардольф, у которого нос так и пылает рвением, тоже, по-твоему, падшее создание?

Дьявол отметил Бардольфа неизгладимой печатью, и лицо его служит Люциферу плитой для поджаривания пьяниц. Что касается пажа, то, хотя ангел-хранитель еще не совсем его покинул, дьявол порядком его одолевает.

Одна из них уже давно в аду и поджаривает там бедных грешников. Что касается другой, то я ей задолжал и не знаю, попадет ли она за это в ад.

Да, я тоже думаю, что нет: я полагаю, что ты за это и так достаточно поплатилась. Но за тобой водится другой грех: ты противозаконно кормишь своих посетителей мясом; за это, я думаю. тебе придется-таки повыть.

Да ведь все трактирщики так поступают. Великое дело — одна или две бараньи лопатки за весь пост!

Его светлость хочет сказать такое, против чего возмущается вся его плоть.

Кто это там стучит так громко? Посмотри, Франсис.

Пето

В Уэстминстере король, родитель ваш.
До двадцати измученных гонцов
Примчались с севера; а по дороге
Я обогнал десяток капитанов:
Без шапок, все в поту, они стучатся
В трактиры и питейные дома
И всюду ищут, где сэр Джон Фальстаф.

Принц Генрих

Мне стыдно, Пойнс, что я теряю даром
Здесь время драгоценное, когда
Гроза восстанья собралась над нами.
Как тучи, что приносит южный ветер. —
И дождь вот-вот застигнет нас врасплох.
Мой плащ и шпагу. — Доброй ночи, Джек.

Перед нами самый лакомый кусочек ночи, и нам надобно уходить, не отведав его!

Бардольф

Вас требуют сейчас же ко двору;
Ждут у дверей с десяток капитанов.

Заплати музыкантам, малый. — Прощай, хозяйка. — Прощай, Долль. Вот видите, мои милые, как гоняются за достойными людьми. Человек недостойный может себе спокойно спать, а дельных людей сразу же — за бока. Прощайте, милые бабенки. Если меня не отправят тотчас же, я еще повидаюсь с вами.

Говорить невмочь... Сердце так и разрывается... Ну, прощай, дорогой Джек, смотри береги себя.

Ну, счастливого тебе пути. Когда зазеленеет горох, исполнится двадцать девять лет, как я с тобой знакома. Уж такой честный, верный человек... Ну, счастливого тебе пути.

Скажите миссис Тершит, чтобы она шла к моему хозяину.

О беги, Долль, беги! Беги со всех ног, милая Долль!

© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2025. Произведения русской и зарубежной классической литературы бесплатно, полностью и без регистрации.
Обратная связь

СЦЕНА 4