в которой графиня Трифалды продолжает свой интересный рассказ.
Герцогиня приходила в восторг от каждого слова Санчо, между тем как Дон-Кихот выходил из себя от болтовни своего неотесанного оруженосца и строго приказал ему молчать.
— Итак, — продолжала графиня Трифалды, — викарий благословил союз инфанты с рыцарем Клавихо, последствием чего было то, что через три дня нам пришлось похоронить королеву Магонцию...
— Разве она умерла? — вдруг спросил Санчо.
— Я думаю, это понятно само собою, — ответила графиня: — в Кандае, так же, как и в Испании, хоронить живых не принято.
— Мало ли бывало случаев, когда считали человека, упавшего в обморок, умершим и схоронили его! — возразил Санчо. — По-моему, со стороны королевы Магонции было бы гораздо умнее, если бы она упала в обморок, вместо того, чтобы сразу взять да и помереть. Пока человек жив — еще все поправимо; одна смерть не допускает поправлять ошибок. Да я и не нахожу ничего особенного в том, что инфанта вышла за рыцаря. Вот если бы она вышла за пажа или за какого-нибудь другого мелкого служителя, тогда её матери, как королеве, действительно, это могло показаться обидным; но рыцари, — как я слышал от своего господина... он вот тут налицо и, наверное, не отопрется от своих слов... — каждую минуту сами могут сделаться королями и императорами, поэтому они ничем не хуже принцесс и инфант.
— Да, в этом ты совершенно прав, Санчо, — подтвердил Дон-Кихот. — Рыцарь, в особенности странствующий, всегда может надеяться сделаться хоть властителем вселенной, если только ему благоприятствует судьба и злые волшебники не строят ему на каждом шагу козней. Да и в последнем случае у него не отнята надежда когда-нибудь восторжествовать над враждебною силой... Однако прошу извинить меня за это отступление, почтенная наша Долорида. С нетерпением жду продолжения вашего повествования. Опасаюсь только, что конец его своею горечью не будет соответствовать сладости его начала.
— Увы! — со вздохом произнесла дуэнья Долорида. — Вы угадали, благородный рыцарь. Конец своею горечью смело может поспорить с самым горьким веществом в мире... Итак, мы похоронили королеву Магонцию, действительно, умершую, а не обретавшуюся в обмороке, как сначала заподозрил было великий оруженосец величайшего странствующего рыцаря, Санчо Панца. Только что мы успели совершить печальный обряд, как вдруг над свежею могилой появился, верхом на деревянной лошади, великан Маламбруно, двоюродный брат Магонции, — существо жестокое и вдобавок посвященное во все тайны волшебства. Чтобы отомстить за смерть Магонции и наказать рыцаря Клавихо за дерзость, а Антономазию — за слабость, он пустил в ход свое проклятое искусство и тут же, на могиле королевы Магонции, превратил обоих молодых людей: инфанту — в безобразную бронзовую мартышку, а рыцаря Клавихо — в страшного крокодила из неизвестного металла. Посреди них, по мановению руки волшебника, появился металлический столб со следующею надписью на сирийском языке: «Эти безрассудные молодые супруги, так влюбленные друг в друга, до тех пор не будут возвращены в свое первоначальное состояние, пока меня не победит в единоборстве знаменитый рыцарь Дон-Кихот Ламанчский, непобедимой храбрости которого предоставлено судьбою совершить этот неслыханный подвиг». Потом великан обнажил меч необыкновенной ширины и длины и, схватив меня за волосы, хотел перерезать мне горло и снять мне голову с плеч. Кое-как, призвав на помощь все свое красноречие, мне удалось уговорить его отложить эту казнь. Тогда он собрал всех дворцовых дуэний, которых вы теперь видите перед собою, сделал им строжайший выговор за вину, совершенную одной мною, и объявил, что находит смертную казнь слишком милостивым для нас наказанием, а потому решил предать нас вечным мучениям и позору. Как только он произнес последнее слово своей длинной речи, мы почувствовали, как все поры наших лиц открылись, и в них точно засели миллионы острых иголок. С испугом взглянув в стоявший поблизости бассейн с водою, мы увидали себя такими, какими вот теперь явились к вам.
Проговорив это, графиня Трифалды, а за нею и все двенадцать младших дуэний откинули густые покрывала, закрывавшие их лица, которые все оказались с густыми, хотя и не длинными, бородами различных цветов. Герцог и герцогиня смотрели на это зрелище с притворным изумлением, Дон-Кихот — с любопытством, а Санчо и прочие — с ужасом.
— Вот какой способ наказания придумал жестокий и ехидный Маламбруно, — заключила графиня Трифалды. — Он покрыл наши нежные лица этою безобразною щетиной, которую мы тщетно старались удалить: не успеем сбрить её, как она снова вырастает. Легче бы нам было, если б он убил нас на месте своим гигантским мечом... Не удивляйтесь, что мы не льем пред вами рек слез: мы уже раньше выплакали их все, и нам теперь нечем разжалобить вас, кроме слов и нашего обезображенного вида. Подумайте, кому нужна бородатая дуэнья? Кому вообще нужна женщина с бородою? Если даже с помощью усиленных притираний различными специями мы и без бород едва можем достичь того, чтобы на нас обратили благосклонное внимание избранники нашего сердца, то кто же захочет взглянуть на женское лицо, обросшее целым лесом щетины? О, милые Дуэньи, подруги моих страданий, под какою несчастливою звездой родились мы! Как страшно я наказана за свое легкомыслие и как несправедливо страдаете вы, ни в чем неповинные, кроме того, что вы имели несчастие существовать в одно время со мною и с инфантою Антономазией!..
Голос графини пресекся, и, казалось, она готова была лишиться чувств.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2025. Произведения русской и зарубежной классической литературы бесплатно, полностью и без регистрации.
Обратная связь