в которой дуэнья Долорида рассказывает о своей грустной судьбе.
Вслед за музыкантами, наигрывавшими грустный мотив, начали проникать в сад двенадцать дуэний, шедших попарно и одетых в темные монашеские рясы, на которые ниспадали длиннейшие белые прозрачные покрывала.
За дуэньями выступала сама графиня Трифалды, сопутствуемая своим оруженосцем Трифалдином Белобородым. На ней была одежда из тонкой черной шерстяной материи, с бесконечным шлейфом, разделенным на три конца, каждый из которых нес паж, тоже весь в черном. Пажи эти шли так, что представляли собою правильную геометрическую фигуру, при чем каждый, видевший этот треугольный шлейф, догадывался, что он был отличительным признаком графини и что она от него-то и получила свое прозвище «Трифалды», то есть «три хвоста». От рождения же у ней была совсем другая фамилия.
Увидав такое пышное шествие, герцог, герцогиня и все остальные присутствующие встали и пошли ему навстречу. Но вот провожатые графини образовали двойную шпалеру, сквозь которую она прошла под руку со своим оруженосцем. Очутившись перед герцогом, графиня опустилась перед ним на колени и произнесла несколько хриплым и грубоватым голосом:
— Не извольте, ваши величия, беспокоиться выказывать мне, вашей смиренной слуге, такой вежливости. Я нахожусь в таком горе, и дух мой так подавлен, что положительно не в состоянии ответить на нее. Обрушившееся на меня неслыханное несчастие помутило мой разум, я говорю и делаю совсем не то, что следует. Надеюсь, вы не поставите мне этого в вину.
Герцог поднял графиню за руки и, усадив рядом с собою, ласково сказал:
— Успокойтесь, графиня, и будьте уверены, что никто из нас не будет перетолковывать ваших действий или слов в дурную сторону. Мы видим, с кем имеем дело, и относимся к вам с искренним участием, готовые помочь вам чем только можем.
— Я бы и не явилась сюда, — сказала графиня, — если бы не была уверена, что мое страшное горе найдет отклик в благородных ваших сердцах. Но прежде, чем продолжать говорить, я желала бы знать: нахожу ли я тут, в вашем обществе, всемилостивейший герцог и прекраснейшая герцогиня, храбрейшего рыцаря Дон-Кихота Ламанчского и его вернейшего оруженосца Санчо Панцу?
— Санчо Панца — я, — поспешил заявить сам обладатель этого знаменитого имени, выступая вперед. — Храбрейший рыцарь Дон-Кихот тоже налицо. Поэтому вы, сиятельнейшая дуэнья, можете говорить все, что вам нужно от нас. Коли будем в состоянии, так и мы сделаем для вас что-нибудь.
Дон-Кихот отстранил своего оруженосца рукой, подошел к графине и напыщенно проговорил:
— Если вы, удрученная страданиями дама, питаете надежду, что ваше горе может быть облегчено или совсем уничтожено рукою странствующего рыцаря, то вот вам моя рука; она поддержала и спасла от отчаяния уже многих вдов и сирот. Я — Дон-Кихот Ламанчский, о котором вы спрашивали. Расскажите же без всяких предисловий и стеснений свои горести. Вас выслушают люди, готовые сочувствовать и помочь вам.
Дуэнья Долорида бросилась к ногам рыцаря и воскликнула:
— Припадаю к ногам вашим, о, великий, непобедимый рыцарь, как к столпу странствующего рыцарства, и целую их, зная, что от них зависит мое спасение! Вся моя надежда теперь на одного вас, храбрый и великодушный рыцарь, действительные подвиги которого далеко оставляют за собою и помрачают баснословные деяния всех Амадисов, Белианисов и Эспландианов!
Обернувшись затем к Санчо, графиня встала, протянула ему руку и продолжала:
— А ты, вернейший из оруженосцев, когда-либо служивших странствующим рыцарям, превосходящий своею добротой воплощение самой доброты, молю тебя быть моим ходатаем перед твоим знаменитым господином, чтобы он не оставил меня, горчайшую вдову, в моих неописуемых горестях.
— Я с удовольствием попрошу за вашу графскую милость моего доброго господина; он ни в чем не может отказать мне, потому что любит меня, притом я нужен ему для одного дела, о котором, может быть, ваша милость, узнаете после. Вы только не канительтесь, пожалуйста, а выкладывайте скорее, что у вас на душе, чтобы не задержать нас зря. Господину моему и мне забота не о вас одной; к нам со всех сторон обращаются за помощью.
Герцог и герцогиня готовы были умереть от смеха и от души радовались, что задуманная ими комедия так хорошо разыгрывается.
Между тем графиня села на кресло, поставленное ей герцогом, и снова заговорила:
— В королевстве Кандае, расположенном между великой Трапобаной и Южным морем, на две мили выше мыса Коморина, царствовала королева донна Магонция, вдова короля Архипиеля. У неё была дочь, инфанта Антономазия, наследница королевства, воспитанная под моею опекой и моим личным руководством, так как я была старшая и самая благородная из дуэний её матери. Четырнадцати лет инфанта Антономазия уже поражала всех своею бесподобною красотой и удивительным умом... Она, конечно, и теперь должна быть не менее прекрасна и умна, если только Парки не прервали нить её жизни, чего я, однако, не думаю, потому что было бы величайшею несправедливостью с их стороны губить роскошную лилию в самом её расцвете... Слух об её достоинствах облетел всю вселенную и привлек к нашему двору множество самых могущественных принцев, желавших покорить её сердце. Между нашими придворными рыцарями тоже был один, который осмелился поднять свои глаза к небу красоты инфанты. Он был молод, хорош собой, ловок, искусен во всех рыцарских упражнениях, умен и очень вежлив. Кроме того он обладал многими приятными талантами: играл на лютне так, что она точно говорила у него человеческим языком, с чувством пел нежным голосом старинные романсы, танцевал с удивительною грацией и вдобавок ко всему этому умел делать прелестнейшие птичьи клетки, так что про него говорили, что он мог бы одним этим приобретать себе средства к существованию, если бы не добывал их службою при дворе. Как видите, мои снисходительные слушатели, что всех этих достоинств было вполне достаточно для того, чтобы смягчить не только девичье сердце, но и каменную гору. Кончилось тем, что Антономазия и рыцарь решили обвенчаться. Я стала помогать им и обратилась к придворному викарию, который согласился тайно обвенчать инфанту с рыцарем Клавихо...
— Ну, вот и прекрасно! — вдруг прервал Санчо повествование графини. — Во всем этом я пока еще не вижу ничего страшного, и если вы пожаловали сюда из такой дали только для того, чтобы рассказать нам только об этом, то могли бы не беспокоить ни нас ни себя, потому что такими историями нам уже прожужжали все уши.
Выслушав замечание Санчо, графиня... Но мы лучше расскажем в следующей главе, что сделала графиня Трифалды.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2025. Произведения русской и зарубежной классической литературы бесплатно, полностью и без регистрации.
Обратная связь