ГлавнаяМигель де СервантесДон Кихот

Глава XLVII. Рассказ пастуха об одном замечательном хвастуне. Иллюстрация Гюстава Доре (1832–1883) к «Дон-Кихоту» Мигеля де Сервантеса (1547-1616)

ГЛАВА XLVII.

Рассказ пастуха об одном замечательном хвастуне.

Погладив козу, которая лежала совершенно смирно, пастух приступил к своему рассказу.

— В трех милях отсюда — начал он, — есть небольшая деревушка, которая, несмотря на свою незначительность, может считаться самою богатою во всем государстве. В этой деревушке жил земледелец, любимый и уважаемый всеми своими соседями не столько за его богатство, сколько за добропорядочность. Он имел прекрасную и скромную дочь, которая была для него источников всех его радостей. Он очень любил ее и дорожил ею несравненно более, чем всем своим богатством. Когда она достигла шестнадцати лет, слух об её красоте распространился по всем окрестностям и к ней целыми толпами стали стекаться женихи, которым, однако, не удавалось даже видеть ее, потому что отец оберегал ее как самое ценное свое сокровище, да и сама она почти не выходила из своих двух комнат, когда в доме бывали посторонние. В числе претендентов на руку этой прелестной девушки, по имени Леандры, был и я. Будучи единственным сыном богатого крестьянина той же деревни, выросши на глазах родителей Леандры, одаренный, как вы видите, не совсем дурною наружностью, никогда ни в чем предосудительном не замеченный и вдобавок пользовавшийся славою молодого человека не обиженного разумом, — я имел полное право рассчитывать на успех. Был еще один молодой человек, по имени Ансельм, родом из соседней деревни. Он обладал как раз одинаковыми со мною достоинствами, так что отец Леандры не знал, кому из нас отдать предпочтение, и решился предоставить самой дочери выбор между нами. Должно быть, и она никак не могла решить кого осчастливить — Ансельма ли, или меня; поэтому её отец не давал нам определенного ответа и оттягивал дело со дня на день, под предлогом, что Леандра еще слишком молода и не может разобраться в своих собственных чувствах. Между тем к этому времени в нашу деревню возвратился из военной службы некто Винцент де-ла-Рока, сын бедного земледельца, нашего соседа. Он был на войне в Италии и других более отдаленных странах. Ему было не более двенадцати лет, когда принял его в свой отряд проходивший через нашу деревню капитан инфантерии, и с тех пор мы ничего не слыхали о нем тоже целых двенадцать лет. И вот вдруг он снова появился посреди нас, в пестром солдатском мундире, с блестящим вооружением, весь увешанный стальными цепочками и разными побрякушками. Оказалось, что он привез с собою несколько костюмов, тоже очень пестрых, но не дорогих, и он ежедневно менял их. В сущности, у него было всего три костюма, но он так ловко умел их разнообразить, что как будто каждый раз являлся в новом. Молодежи в деревне и делать более нечего, как только наблюдать друг за другом, поэтому мы вскоре же узнали все слабости Винцента и постоянно прохаживались на его счет, так как он нам очень не нравился своим высокомерным отношением к прежним товарищам детских игр и своей хвастливостью. Я останавливаюсь на этих подробностях потому, что они имели большое значение, став причиною моего несчастья. По вечерам наш воин обыкновенно усаживался на ступенях паперти нашей церкви и принимался рассказывать желающим слушать — а их всегда было много — о походах и сражениях, в которых он будто бы участвовал, при чем постоянно страшно хвалился своими подвигами. По его словам выходило так, что на земле не было ни одного места, которого бы он не знал, и ни одной битвы, которая была бы выиграна без его содействия.

По вечерам наш воин обыкновенно усаживался на ступенях паперти нашей церкви и принимался рассказывать желающим слушать — а их всегда было много — о походах и сражениях, в которых он будто бы участвовал, при чем постоянно страшно хвалился своими подвигами... Иллюстрация Гюстава Доре (1832–1883) к «Дон-Кихоту» Мигеля де Сервантеса (1547-1616)

Он говорил, что один перебил мавров, кажется, более чем их вообще насчитывается в Марокко и Тунисе. Ганте-и-Люна, дон Диего Гарсиа де-Парадес и много других поименованных им героев, вместе взятых, не совершили и половины того, что он приписывал одному себе. Из всех сражений он всегда выходил победителем. Он показывал нам на своем теле едва заметные царапинки и уверял, что это — следы страшных ран, нанесенных ему огнестрельным и холодным оружием в нескольких тысячах сражений. Для довершения его портрета скажу, что он был до крайности заносчив и решительно никого не уважал, кроме самого себя, уверяя, что он, как герой, превосходит всех в мире. Иногда он бренчал на старой гитаре, которую ему будто бы подарила какая-то герцогиня. Женщины, дети и не особенно умные люди были от него в восторге, а опытные мужчины и молодые неглупые парни в душе презирали его и смеялись над ним, притворяясь, ради забавы, что тоже восторгаются им и верят каждому его слову. В довершение всего этого он считал себя поэтом, а потому в нашей деревне не происходило ни одного события, которого он не увековечил бы стихами на трех или четырех страницах больших листов бумаги. Окна дома отца Леандры выходили прямо на площадь, так что красавица каждый вечер могла видеть и даже слышать этого блестящего воина, музыканта и поэта. Его пестрые костюмы с мишурными украшениями, бойкое вранье о небывалых подвигах, бренчанье на гитаре и сочинение стихов, списки с которых попали ей в руки, — все это в соединении с его фанфаронскою наружностью так вскружило голову Леандре, что молодая девушка до безумия влюбилась в него. Винценту она, конечно, тоже понравилась. Кончилось это тем, что в один прекрасный день они оба одновременно исчезли из нашей деревни. Бегство горячо любимой дочери с таким пустым и дрянным человеком, каким, в сущности, был Винцент, чуть не свело её отца в могилу, а меня и Ансельма — с ума. Нужно вам сказать, что Ансельм и я были очень дружны между собою, несмотря на наше соперничество в любви. Сделайся Леандра женою Ансельма, я утешался бы в своем несчастии мыслью о счастии друга; точно так же отнесся бы и Ансельм, если бы счастливым избранником красавицы сделался я. Отец Леандры послал за беглецами погоню. Несчастную девушку нашли брошенною в горах, без денег и драгоценностей, которые она, по наущению Винцента, взяла с собою из родительского дома.

Несчастную девушку нашли брошенною в горах, без денег и драгоценностей, которые она, по наущению Винцента, взяла с собою из родительского дома. Иллюстрация Гюстава Доре (1832–1883) к «Дон-Кихоту» Мигеля де Сервантеса (1547-1616)

Ее привели назад к отцу, который сделал ей строжайший допрос относительно причины её побега. Леандра сообщила, что Винцент уговорил ее бежать с ним в Неаполь, уверив, что он там немедленно обвенчается с нею и введет ее в дом своего дяди, богатого холостяка-вельможи, после которого он единственный наследник; просить же её руки у её отца Винцент нашел бесполезным, так как убедился в недружелюбии к нему старика. Дальше Леандра рассказала, как негодяй обобрал ее в горах и бросил на произвол судьбы. Обрадованный возвращением дочери, старик возблагодарил Бога за чудесное спасение своей любимицы от угрожавшей ей опасности. В тот же день он отвез дочь в ближайший монастырь и поместил ее там до тех пор, пока не улягутся толки об её поступке. Говорилось о ней, действительно, очень много. Некоторые оправдывали её поступок молодостью и неопытностью, но большинство судило ее очень строго, обвиняя в сознательной распущенности и тщеславном желании стать выше своего круга, за что-де она и понесла достойное наказание. С того дня, как открылось бегство Леандры с Винцентом, мой друг Ансельм сделался жертвою черной меланхолии, и я, любивший, да и сейчас, быть может, любящий ее не менее Ансельма, тоже не знаю более ни одной радостной минуты. Не буду повторять вам ни тех проклятий, которыми мы осыпали Винцента, ни наших упреков отцу Леандры за то, что не сумел усмотреть за дочерью, ни жалоб на ветреность самой Леандры, ни всего того, что говорили и делали мы в своем отчаянии, — скажу только, что мы оба — я и Ансельм — с горя сделались пастухами в этой пустынной долине, куда редко кто заходит. У каждого из нас по большому собственному стаду. Мы иногда водим свои стада в разные стороны, как, например, сегодня, чтобы не надоедать друг другу вздохами, жалобами и слезами. По временам же, соскучившись друг по друге, мы пасем вместе, и тогда, смотря по настроению, или слагаем стихи в честь Леандры, воспевая её красоту, или укоряем ее за то, что она, вместо того, чтобы осчастливить одного из нас пред святым алтарем, позволила негодяю поставить себя в такое ложное положение. Глядя на нас, в последнее время стали стекаться сюда в качестве пастухов и другие обожатели Леандры, чтобы на лоне природы отдаться безутешной скорби, так что эта долина начинает напоминать собою Аркадию, о которой вы, наверное, читали или по крайней мере слышали, — только не счастливую, а несчастную. В окрестных горах целый стон стоит от вечно упоминаемого имени Леандры, о которой там только и говорят. Один из обожателей называет ее капризной и жестокой, другой винит ее в неосторожности и ветрености, третий оплакивает ее и свою злосчастную судьбу, не решаясь никого в ней обвинять: так, мол, написано на роду. Есть и такие, которые только вздыхают о красоте Леандры, даже никогда не видав её и судя лишь но слуху. Многие проклинают ее, но все влюблены в нее. Обойдите всю эту местность, вы везде увидите и услышите молодых мучеников любви: и на утесах, повторяющих сотнями отголосков имя Леандры, и под деревьями, кора которых покрыта надписями в честь её, на берегах ручьев, переполненных слезами всех страдающих по ней. День и ночь наши мысли заняты Леандрою, которая, наверное, вовсе и не думает о нас, тем более что она почти никого из всей толпы своих поклонников даже не знает. Все мы попеременно предаемся то мрачной горести, то лучезарной надежде на будущее, так что для постороннего наблюдателя мы должны представлять очень странное зрелище. Изо всех нас самый рассудительный, бесспорно, Ансельм, но и он сходит с ума не менее нашего. Бывает, что он по целым ночам плачет и стонет и по целым дням поет им самим сочиненные песни в честь Леандры, аккомпанируя себе на скрипке, на которой он играет очень недурно. Я же чаще всего ограничиваюсь тем, что смеюсь над женским легкомыслием, непостоянством, тщеславием и стремлением делать именно то, чего не следует... Но простите, сеньоры, я, наверное, навел на вас скуку своим длинным рассказом, — заключил пастух. — Если вы не откажетесь посетить мою скромную хижину, находящуюся неподалеку отсюда, я буду очень вам благодарен и постараюсь вознаградить вас за эту жертву чашкою хорошего молока, порядочным сыром собственного изделия и сочными плодами из отцовских садов, лучше которых вы здесь не найдете.

Все поблагодарили рассказчика, но отказались посетить его дом, отговорившись неимением времени.

Конец главы XLVII. Иллюстрация Гюстава Доре (1832–1883) к «Дон-Кихоту» Мигеля де Сервантеса (1547-1616)

Следующая страница →


← 46 стр. Дон Кихот 48 стр. →
Страницы:  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60 
Всего 122 страниц


© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2025. Произведения русской и зарубежной классической литературы бесплатно, полностью и без регистрации.
Обратная связь