о мудрых речах Дон-Кихота, о мертвом теле и о других интересных событиях.
— Знаете, что, ваша милость? — начал Санчо. — Мне кажется, Господь посылает вам все эти несчастия в наказание за то, что вы не сдержали своего обета: не кушать со скатерти, не разговаривать с женщинами и вообще не делать многого другого, чего вы наобещали, пока не добудете шлема этого... как его?.. Маландрома, что ли... Одним словом, того мавра, о котором вы мне рассказывали.
— Да, ты, пожалуй, и прав, друг Санчо, — ответил Дон-Кихот. — Клянусь Богом, я совсем забыл об этом!.. Должно быть и на тебя пала часть наказания за то, что ты не напомнил мне о моей клятве. Я употреблю теперь все усилия, чтобы загладить свою вину. Это, впрочем, и не особенно трудно, так как рыцарский устав представляет полную возможность искупить всякий грех, как бы он ни был велик. Я научу и тебя, как очищать свою совесть.
— Чего мне очищаться, когда я не давал никаких клятв.
— Ты-то не давал, зато слышал, как клялся я, а потому твоею святою обязанностью было останавливать меня от нарушения моих обетов. Раз ты этого не сделал, то и на тебя ложится вина в соучастничестве со мною в клятвопреступлении, т. е. в большом грехе.
— Ну, делать нечего, буду стараться загладить свой грех, как вы мне укажете. Только прошу вас не подводить меня опять. Вы не будете исполнять своих клятв, а я должен буду отвечать за это, — слуга покорный! Почем я могу знать, в чем вы клянетесь про себя и потом не исполняете своих клятв? Я в вашей душе не сижу, а следовательно и не могу проверять вашей совести. Большое удовольствие отвечать за другого, когда...
— Да перестань ты, ради Бога, ворчать, Санчо! У меня и без того голова кругом идет... Смотри, уже смеркается, а нигде не видно никакого жилья. Этак нам придется ночевать в чистом поле и вдобавок с пустым желудком... В сумке оставалась еще провизия?
— Нет, ваша милость; там были только разные перевязочные средства и кое-какие мелочи. Я хотел было запастись едой и вином в той... в том заколдованном замке, в котором мы ночевали, но забыл из-за тех проклятых привидений, которые так славно отделали нас на чердаке...
— На чердаке? Опомнись, Санчо: роскошнейшую спальню, предназначенную для благородных рыцарей, ты называешь чердаком. Это ни на что не похоже!
— Ну, в той заколдованной спальне, представлявшейся мне старым, развалившимся чердаком, — все равно.
Толкуя о фантастических замках, волшебниках, заколдованных принцессах и тому подобных чудесах, наши путники, несмотря на спустившийся мрак, продолжали ехать вперед. Они умирали с голода и просили Бога привести их опять хотя к каким-нибудь пастухам, которые могли бы накормить их и дать им приют на ночь.
Вдруг они увидели двигающуюся им навстречу процессию с факелами, ярко светившимися вдали. Процессия эта была так велика, что, казалось, и конца ей не было. Не будучи в состоянии объяснить себе, что бы это значило, Санчо с испуга совсем растерялся, да и Дон-Кихот тоже пришел в полное недоумение, глядя на это странное шествие.
Придержав своих животных, рыцарь и его оруженосец безмолвно глядели на огненную линию, тихо приближавшуюся к ним. Санчо трясся всем телом, и у его господина мороз пробегал по коже. Тем не менее к чести рыцаря нужно сказать, что он первый овладел собою и сказал:
— Нет никакого сомнения, что мы стоим лицом к лицу с новым приключением, в котором я призван выказать всю свою силу и все свое мужество.
— Ох, Господи! — воскликнул Санчо. — Да где же мне взять ребер для этого нового приключения? Очевидно, это опять какие-то колдуны или привидения, с которыми невозможно справиться простым людям, в роде меня, да и самим рыцарям...
— Будь покоен, мой друг, — перебил Дон-Кихот. — Какие бы это ни были могущественные волшебники или духи, я не позволю им дотронуться до тебя даже пальцем. Если я не поспел к тебе на помощь утром, когда тебя подбрасывали на воздух, то это только потому, что я был прикован к седлу и не мог перескочить через забор; а теперь мы в чистом поле, и я ни на шаг не отстану от тебя.
— А если вас опять околдуют так, что вам нельзя будет помочь мне? Ждать хорошего тут нечего... вон их сколько ползет на нас!
— Во всяком случае прошу тебя не падать духом, Санчо... Будь помужественнее. Я ровно ничего не боюсь и надеюсь выйти полным победителем из этого нового приключения.
— Ну, хорошо, посмотрим, что будет, — сказал оруженосец, стараясь прибодриться. — Авось Господь заступится за нас хотя на этот раз, видя наше искреннее раскаяние в прошедших грехах.
— Конечно, Санчо. Уповай на Его милосердие, и ничего худого с тобою не случится... Однако отодвинемся немного в сторону, а то как бы не стали пугаться наши животные.
Рыцарь и оруженосец отъехали на несколько шагов от дороги и остановились, не спуская глаз с шествия. Вскоре они могли различить толпу мужчин, покрытых белыми покрывалами.
При виде этого странного зрелища расхрабрившийся было Санчо снова до такой степени струсил, что зубы его застучали как в лихорадочном ознобе. Ужас его усилился, когда он разглядел посреди толпы человек двадцать всадников тоже в белом и с факелами в руках; лица у этих всадников были точно каменные. Далее следовали траурные носилки, сопровождаемые шестью другими всадниками в длинных черных мантиях, спускавшихся до самых копыт их мулов.
Шествие двигалось очень медленно. По временам среди толпы слышались жалобные причитания.
Принимая во внимание глухую полночь и совершенно пустынное место, не должно удивляться, что Санчо был уверен, что это шествие привидений. А что касается Дон-Кихота, постоянно бредившего о сверхъестественных приключениях, то он был вполне убежден в этом, и чем сильнее трусил первый, тем более возрастало мужество последнего.
— Как я счастлив, — говорил он, — что Небо дает мне наконец столь желанную возможность прославить свое имя! Это, наверное, везут мертвого или раненого насмерть рыцаря, отомстить за которого его врагам предназначено мне... Смотри, Санчо, как храбро я выполню возложенную на меня Провидением задачу, и подивись мне!
Поправившись в седле, он крепко обхватил правою рукой пику и с решительным видом выехал снова на середину дороги, успокаивая ласковыми словами своего Росинанта, начавшего было вертеть ушами.
Когда первый ряд процессии приблизился к нему в упор, Дон-Кихот крикнул громовым голосом:
— Эй, кто бы вы ни были, остановитесь! Отвечайте мне: кто вы, куда отправляетесь, и что лежит у вас на носилках? Судя по всему, вы или жертвы великого злодеяния, или сами злодеи, совершившие какое-нибудь страшное преступление... Отвечайте же! Я призван Небом отомстить за вас или наказать вас...
— Нам некогда давать вам отчет, — ответил один из всадников, — до гостиницы еще далеко, а мы спешим. Потрудитесь дать нам дорогу.
Оскорбленный этим ответом, Дон-Кихот схватил ближайшего из мулов за узду и снова крикнул:
— Повторяю вам: остановитесь и будьте повежливее со мною... Отвечайте на мой вопрос, если не хотите, чтоб я вызвал вас всех на битву со мною!
Испуганный мул встал на дыбы и сбросил с себя всадника. По адресу Дон-Кихота послышались ругательства. Это побудило взбешенного рыцаря броситься на другого всадника. Ударом пики он вышиб его из седла; та же участь постигла третьего, четвертого и так далее. Рыцарь гарцевал посреди толпы, победоносно сбрасывая направо и налево всадников и опрокидывая пеших. Можно было подумать, что у Росинанта вдруг выросли крылья, — так быстро и легко он носился с сидевшим на нем богатырем, торжествовавшим победу над столькими противниками.
Думая, в свою очередь, что имеет дело с злым духом или, по крайней мере, с каким-нибудь разбойником-головорезом, толпа в ужасе разбежалась во все стороны, не покидая, однако, своих факелов. Со стороны можно было подумать, что это ряженые во время карнавала, вздумавшие погулять ночью в пустынном месте и чем-нибудь напуганные. Длинные мантия заставляли бегущих путаться в складках и спотыкаться.
Дон-Кихоту не трудно было расправиться с целою толпой таких трусов. Некоторые из бежавших вообразили, что, действительно, видят в его лице самого черта, вырвавшегося прямо из ада, чтобы отнять у них покойника, лежавшего на носилках, так как это была похоронная процессия, на которую напал наш герой.
Санчо глядел выпуча глаза на всю эту сцену, удивляясь храбрости и ловкости своего господина и бормоча про себя: «А ведь мой рыцарь и правда, должно быть, такой герой, как он говорит о себе!»
Всем вышибленным Дон-Кихотом из седла вскоре удалось подняться, снова сесть на своих мулов и скрыться. На земле остался только тот, которого сбросил с себя сам мул, когда рыцарь подхватил его под узцы. Заметив лежавшего на земле человека с факелом в руке, который еще горел, Дон-Кихот крикнул ему, чтоб он сдался, если не желает быть убитым на месте.
— Я уж и так сдался, — ответил тот, — и, кажется, при падении я сломал ногу, и потому не могу подняться. Если вы, сеньор, дворянин и христианин, то вы не будете убивать беззащитного лиценциата первой степени. Вы этим совершили бы совершенно бесполезное преступление.
— Если вы лицо духовное, то какой же черт принес вас сюда? — спросил Дон-Кихот.
— Не черт, а злая судьба моя...
— Судьба ваша, действительно, будет незавидная, если вы тотчас же не ответите на все мои вопросы, — продолжал Дон-Кихот.
— На все, на что хотите, я отвечу вам, — поспешно заявил лиценциат. — Прежде всего я должен сказать вам, что меня зовут Алонзо Лопецом. Я родом из Альковенды и еду из города Баеса в компании с одиннадцатью другими церковнослужителями в Сеговию. Мы провожаем тело одного дворянина, умершего в Баесе, где он сначала и был погребен, но его родственники потребовали, чтобы тело его было вырыто и перенесено в Сеговию, в семейный склеп. Те, которые шли с нами пешком, все его родные и друзья.
— А кто убил его? — спросил рыцарь.
— Бог наслал на него злокачественную лихорадку, — ответил Алонзо Лопец.
— Это дело другое. Следовательно, мне некому мстить за его смерть и остается только покорно склонить голову перед Высшею Волей... Знайте, что я странствующий рыцарь Дон-Кихот Ламанчский, всецело посвятивший себя на служение добру, на восстановление истины и попрание зла, которое я неусыпно отыскиваю, странствуя по свету.
— Судя по тому, что вы причина моего настоящего положения и предстоящей мне, должно быть, хромоты, я невольно прихожу к заключению, что вы иногда попираете вместе со злом и добро, — со вздохом заметил лиценциат. — Очевидно, вы немного пересолили своим рвением служить только истине... А что касается меня, то могу вас уверить, что величайшее зло и ужаснейшая несправедливость для меня заключается именно в моей настоящей встрече с вами.
— Увы, на свете не все так делается, как бы следовало! — сказал Дон-Кихот. — Вольно же вам рыскать ночью по пустыням, разыгрывая из себя привидений с факелами в руках! Я сначала принял было вас за чертей, овладевших чьею-нибудь грешною душой, и хотел, исполняя свой долг, вырвать ее у вас. Потом я заподозрил в вас злоумышленников, и опять-таки долг повелевал мне остановить вас и потребовать у вас отчета, и в случае, если бы мои подозрения оправдались, наказать вас.
— Ну, значит, вышло такое дурное стечение обстоятельств, которого никто не мог предвидеть... Прошу вас об одном, господин странствующий рыцарь, волею судеб лишивший меня возможности совершить мою обязанность: помогите мне выкарабкаться из-под моего мула; моя нога запуталась между стременем и седлом, и собственными силами я никак не могу высвободить ее.
— Что же вы молчали об этом до сих пор! — вскричал Дон-Кихот. — Санчо! Санчо, иди скорее сюда!.. Санчо, где же ты?
Оруженосец хотя и слышал зов своего господина, но не спешил на него, будучи занят более интересным делом: он подбирал свертки и узлы с провизией, которые везли с собой лиценциаты и растеряли во время бегства. Сняв с себя камзол и устроив из него мешок, он складывал в него находку и только тогда подбежал к Дон-Кихоту, когда крепко пристроил этот импровизированный мешок на спине своего осла.
Когда бедный лиценциат, нога которого оказалась сильно вывихнутою, а не сломанною, как он думал, дружными усилиями рыцаря и его оруженосца был вытащен из-под мула и посажен на седло, Дон-Кихот попросил извинения за невольное оскорбление священнослужителей и пожелал им всем счастливого дальнейшего пути. Санчо же от себя добавил:
— Отец мой, если ваши спутники спросят вас, кто тот храбрый рыцарь, который обратил их в бегство, то скажите им, что это знаменитый Дон-Кихот Ламанчский, рыцарь «Печального Образа».
Как только лиценциат отъехал так далеко, что свет его факела стал казаться маленькою огненною точкой, в роде светляка, Дон-Кихот спросил своего оруженосца:
— Санчо, почему ты назвал меня рыцарем «Печального Образа»?
— Потому, что я никогда еще не видал вашу милость таким жалким, истерзанным и измученным, как сейчас, при свете факелов. Это, конечно, оттого, что вас так много колотили в эти дни.
— Нет, Санчо, это совсем не оттого, — возразил Дон Кихот. — У всех прежних знаменитых рыцарей были прозвища: рыцарь «Пылающего Меча», рыцарь «Единорога», рыцарь «Дев», рыцарь «Феникса», рыцарь «Грифа», рыцарь «Смерти» и так далее. Не должен, конечно, и я остаться без прозвища, и потому дух моего будущего историка вложил тебе в уста то прозвище, которым ты сейчас назвал меня. Отныне я так и буду называть себя рыцарем «Печального Образа» и при первом удобном случае велю нарисовать на своем щите соответствующую фигуру по которой меня можно было бы узнать сразу, без всяких расспросов.
— Охота вам тратиться на это, ваша милость, когда вам достаточно только показать свою собственную фигуру, чтобы вас сейчас же признали за рыцаря «Печального Образа»! — воскликнул оруженосец. — Я говорю не шутя: от побоев, от голода и от потери зубов вы имеете удивительно печальный вид.
Дон-Кихот невольно улыбнулся, но все-таки выразил твердое намерение сохранить так неожиданно данное ему оруженосцем прозвище и украсить свой щит печальною фигурой.
— Знаешь что, мой друг? — сказал он, помолчав немного. — Ведь я подлежу отлучению от Церкви за то, что поднял руку на церковнослужителей... Впрочем, на самом-то деле я поднял пику, а не руку, и не имел ни малейшего намерения совершать такого преступления. Я верный сын католической Церкви и уважаю все, что имеет к ней какое-либо отношение. Я думал, что это злые духи или разбойники, против которых я обязан выступать с оружием. Положим, с рыцарем Сидом Рюи-Диазом был такой случай: однажды он опрокинул на глазах самого его святейшества папы сидение одного посла, и за эту дерзость папа отлучил его от Церкви, хотя рыцарь поступил так, как ему повелевали честь и долг... Однако что же мы не посмотрели, действительно ли на носилках несли труп? Может быть там было еще что-нибудь. Не догнать ли нам носильщиков, Санчо, и не заставить ли их показать то, что они несут?
— Нет, ваша милость, — возразил Санчо, — не советую вам делать этого. Людям, которых вы так храбро разогнали, может прийти в голову желание отомстить вам, если они еще раз увидят вас, и тогда не только будут пересчитаны ваши ребра, но достанется и моим. Уберемся-ка лучше отсюда по добру, по здорову. Провизии у нас теперь вдоволь, так как я подобрал все, что растеряли беглецы, и недалеко отсюда должны быть горы, в которых мы отлично можем укрыться и основательно закусить после всех наших подвигов. Вспомним пословицу «Пусть мертвый отправляется в могилу, а живой — на пажити» и поедем дальше.
С этими словами Санчо взял под уздцы своего тяжело нагруженного осла и двинулся вперед; Дон-Кихот молча последовал за ним, сознавая его правоту.
Через полчаса они очутились в горах, где и расположились отдохнуть и утолить свой голод вкусными яствами, так кстати попавшимися им под руку. К сожалению, у них не было ни одного глотка, чем бы они могли утолить мучившую их жажду.
Санчо стал придумывать, где бы им достать хоть воды.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2025. Произведения русской и зарубежной классической литературы бесплатно, полностью и без регистрации.
Обратная связь