o приметах, поразивших Дон-Кихота при его въезде в свою деревню, и о других знаменательных событиях.
Cид Гамет говорит, что при въезде в свою деревню Дон-Кихот заметил возле общественного гумна двух споривших мальчуганов.
— Да уж что ни делай, Периквилло, кричал один, — а тебе никогда уж не видать её, как ушей своих!
Услышав это, Дон-Кихот сказал своему спутнику:
— Слышишь, Санчо, они кричат: «Тебе никогда уж не видать её, как ушей своих!»
— Нам-то что за дело? Пусть они кричат, что им угодно, — возразил Санчо.
— Однако, применяя эти слова к моему положению, я неизбежно должен прийти к тому выводу, что мне никогда больше не видать Дульцинеи.
Санчо хотел что то сказать, но ему помешал заяц, перебегавший через дорогу, спасаясь от стаи преследовавших его собак. Испуганное животное присело под Длинноухом. Санчо схватил его и подал его Дон-Кихоту, шептавшему про себя:
— Malum signum! malum signum! (дурное предзнаменование). Заяц бежит, гончие преследуют его — ясное дело, что мне не видать уже Дульцинеи!
— Странный, вы, право, человек, ваша милость! — сказал Санчо. — Ну, предположите, что этот заяц — Дульцинея Тобосская, а гончие — злые волшебники, превратившие ее в крестьянку. Она бежит, я ее ловлю и передаю вашей милости. Вы держите ее в своих руках и ласкаете — что ж тут нехорошего? В чем вы тут видите дурное предзнаменование?
Между тем мальчики подошли поближе, чтобы поглядеть на Дон-Кихота и на Санчо с зайцем.
— О чем вы спорили? — спросил их Санчо.
Оказалось, что мальчик, кричавший «ты не увидишь ее», взял у другого клетку и не хотел её возвратить. Санчо достал из кармана мелкую монету, дал ее тому, у которого была отнята клетка, и проговорил, обращаясь к Дон-Кихоту:
— Ну, вот вам и все ваши дурные предзнаменования уничтожены! Как я ни глуп, а все-таки скажу, что теперь нам до них столько же дела, сколько до прошлогодних туч. Слыхал я от нашего священника, что истинный христианин не должен обращать внимания на такие глупости, да, если не ошибаюсь, то и вы сами, ваша милость, как-то говорили мне, что только одни отъявленные дураки верят в разные приметы. Забудьте же об этом и поедемте дальше.
Дон-Кихот отдал подошедшим охотникам зайца и отправился далее. Проехав несколько шагов, он заметил священника, бакалавра Самсона Караско и цирюльника, сидевших на скамейке перед домом последнего. Нужно сказать, что Санчо покрыл своего осла, сверх поклажи, тою самою мантиею, разрисованною адским пламенем, которую ему надели и потом подарили в ночь воскрешения Альтизидоры; кроме того, он напялил своему Длинноуху на голову колпак с чертями, — словом, нарядил своего приятеля так, как еще никогда, с самого сотворения мира, не бывал наряжен ни один осел. Священник, бакалавр и цирюльник тотчас же узнали наших искателей приключений и бросились к ним с распростертыми объятиями. Дон-Кихот сошел с коня и горячо обнял своих друзей. Между тем деревенские ребятишки своими рысьими глазками, от которых ничто не могло укрыться, издали уже заметили остроконечную шапку на осле и прибежали, крича во все горло:
— Глядите, глядите, какой стал нарядный осел Санчо Панцы!.. А Росинант-то еще больше похудел... Как он только ноги таскает?
Скача, подпрыгивая и страшно галдя, ребятишки проводили Дон-Кихота и Санчо до самого дома гидальго, где его уже дожидались на крыльце экономка и племянница, предупрежденные о прибытии рыцаря. Туда же прибежала полуодетая и растрепанная Тереза Панца, таща за руку дочь, тоже бывшую не в лучшем виде.
Увидев мужа одетым вовсе не по-губернаторски, Тереза взвизгнула на всю деревню:
— Господи Боже мой! Что же это значит? Да ты, муженек, кажись, вернулся пешком, как собака, с распухшими ногами?.. Пустой болтун ты, как я вижу, а не губернатор!
— Молчи, Тереза! — сказал Санчо. — Не забывай, что сало часто бывает там, где не на чем вешать его... Отправимся-ка домой; там я тебе расскажу такие чудеса, что ты только рот разинешь от удивления... Я вернулся с большими деньгами и не крадеными, а добытыми собственными трудами, даже спиною и боками.
— Милый Санчо, — уже другим голосом проговорила Тереза, — так ты с деньгами? Вот это хорошо!.. А как ты их достал, до этого никому дела нет. Главное — были бы деньги, а украл ты их, заработал или тебе их подарили — это все одно. Кабы и украл для жены и детей, то был бы не первым и не последним, который так заботится о своей семье...
Санчика бросилась отцу на шею и спросила, принес ли он ей подарков за то, что она ожидала его, как майского дождя.
После этих трогательных слов она схватила отца за пояс, в котором, как она знала, он имел обыкновение держать деньги и ценные вещи, а мать ухватила его за руку. Таким образом это приятное семейство, погнав вперед осла, отправилось к себе домой, оставив Дон-Кихота в обществе его домашних и друзей. Умывшись и переодевшись, Дон-Кихот рассказал священнику и остальным слушателям свои приключения, историю своего поражения и принятое им на себя обязательство пробыть целый год дома и не браться за оружие. Сообщил он им и свой план относительно пастушечьего образа жизни, который он намерен вести в течение этого года, расписал все прелести такой жизни и в конце концов предложил своим друзьям сделаться тоже пастухами.
— Я даже придумал вам имена для этого случая, — добавил он. — Надеюсь, что вы не откажетесь от моего предложения. Быть аркадскими пастухами, бродить в уединении полей, лугов и лесов, предаваться на досуге любовным мечтам, слагать стихи в честь дамы сердца и петь их под аккомпанемент свирели — что может быть лучше этого?
Услышав об этой новой безумной затее Дон-Кихота, друзья его почувствовали себя точно свалившимися с высоты — до такой степени испугала их безнадежность вылечить его больной мозг. Но опасаясь, как бы он, в случае противоречия, снова не ускользнул от них и не пустился на поиски новых приключений, они выразили восторг по поводу его оригинального замысла относительно пастушечьей жизни и даже обещали сами принять в ней участие.
— Я, как вам известно, поэт, — сказал бакалавр, — и поэтому не оставляю ни одного встречного дерева без того, чтобы не исписать его с верху до низу стихотворениями в честь своей воображаемой дамы сердца. К сожалению, у меня еще нет настоящей, так как не нашел до сих пор женщины, достойной быть ею.
— Я счастливее вас, — произнес Дон-Кихот: — у меня нет надобности прибегать к помощи воображения, чтобы удовлетворить запросам сердца. У меня есть несравненная Дульцинея Тобосская — слава этих берегов, краса лугов, чудо красоты, цвет изящества и ума, — словом, само совершенство!
— Совершенно верно, — сказал цирюльник. — Но у нас нет несравненных Дульциней, поэтому нам придется запастись какими попало пастушками, чтобы не было скучно.
— В крайнем случае, — подхватил бакалавр, — купим себе на рынке какую-нибудь Филис, Амарилью, Диану, Флориду, Галатею, Белизарду, вообще из православных дам. Я говорю, конечно, об их портретах.
— Ах, милый дядя! — вскричала племянница. — Неужели вы хотите сделаться пастухом? Мы думали, что вы теперь спокойно останетесь с нами и будете жить по-прежнему, а вы вот что задумали! И охота это вам так унижаться, делаться пастухом, когда пастухи только и мечтают, как бы им попасть в гидальго?
— И как вы будете жить в поле в зимние стужи и летние жары? — подхватила экономка. — Ведь вы к этому не привыкли. Уж лучше бы оставались странствующим рыцарем, если вам не сидится дома, — все-таки это приличнее вашему званию. Послушайтесь меня: я говорю не на ветер, не из одного желания почесать язык, а единственно из преданности к вам!.. Оставайтесь лучше дома, займитесь хозяйством, помогайте бедным, и увидите, как это будет хорошо.
— Обо всем этом мы поговорим в другой раз, — ответил Дон-Кихот. — Сейчас мне что-то нездоровится, и я хочу лечь в постель.
Видя, по лицу рыцаря, что он говорит правду, его поспешили уложить, оставить в покое, выразив надежду, что на другой день он снова будет на ногах.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2025. Произведения русской и зарубежной классической литературы бесплатно, полностью и без регистрации.
Обратная связь