Вот и больница. Светя, показал
В угол нам сонный смотритель.
Трудно и медленно там угасал
Честный бедняк сочинитель.
Мы попрекнули невольно его,
Что, зануждавшись в столице,
Не известил он друзей никого,
А приютился в больнице...
«Что за беда, — он шутя отвечал, —
Мне и в больнице покойно.
Я всё соседей моих наблюдал:
Многое, право, достойно
Гоголя кисти. Вот этот субъект,
Что меж кроватями бродит, —
Есть у него превосходный проект,
Только — беда! не находит
Денег... а то бы давно превращал
Он в бриллианты крапиву.
Он покровительство мне обещал
И миллион на разживу!
Вот старикашка актер: на людей
И на судьбу негодует;
Перевирая, из старых ролей
Всюду двустишия сует;
Он добродушен, задорен и мил,
Жалко — уснул (или умер?) —
А то бы верно он вас посмешил...
Смолк и семнадцатый нумер!
А как он бредил деревней своей,
Как, о семействе тоскуя,
Ласки последней просил у детей,
А у жены поцелуя!
Не просыпайся же, бедный больной!
Так в забытьи и умри ты...
Очи твои не любимой рукой —
Сторожем будут закрыты!
Завтра дежурные нас обойдут,
Саваном мертвых накроют,
Счетом в мертвецкий покой отнесут,
Счетом в могилу зароют.
И уж тогда не являйся жена,
Чуткая сердцем, в больницу —
Бедного мужа не сыщет она,
Хоть раскопай всю столицу!
Случай недавно ужасный тут был:
Пастор какой-то немецкой
К сыну приехал — и долго ходил...
„Вы поищите в мертвецкой“, —
Сторож ему равнодушно сказал;
Бедный старик пошатнулся,
В страшном испуге туда побежал,
Да, говорят, и рехнулся!
Слезы ручьями текут по лицу,
Он между трупами бродит:
Молча заглянет в лицо мертвецу,
Молча к другому подходит...
Впрочем, не вечно чужою рукой
Здесь закрываются очи.
Помню: с прошибенной в кровь головой
К нам привели среди ночи
Старого вора — в остроге его
Буйный товарищ изранил.
Он не хотел исполнять ничего,
Только грозил и буянил.
Наша сиделка к нему подошла,
Вздрогнула вдруг — и ни слова...
В странном молчанье минута прошла:
Смотрят один на другого!
Кончилось тем, что угрюмый злодей,
Пьяный, обрызганный кровью,
Вдруг зарыдал — перед первой своей,
Светлой и честной любовью.
(Смолоду знали друг друга они...)
Круто старик изменился:
Плачет да молится целые дни,
Перед врачами смирился.
Не было средства, однако, помочь...
Час его смерти был странен
(Помню я эту печальную ночь):
Он уже был бездыханен,
А всепрощающий голос любви,
Полный мольбы бесконечной,
Тихо над ним раздавался: „Живи,
Милой, желанной, сердечной!“
Всё, что имела она, продала —
С честью его схоронила.
Бедная! как она мало жила!
Как она много любила!
А что любовь ей дала, кроме бед,
Кроме печали и муки?
Смолоду — стыд, а на старости лет —
Ужас последней разлуки!..
Есть и писатели здесь, господа.
Вот посмотрите: украдкой,
Бледен и робок, подходит сюда
Юноша с толстой тетрадкой.
С юга пешком привела его страсть
В дальнюю нашу столицу —
Думал бедняга в храм славы попасть —
Рад, что попал и в больницу!
Всем он читал свой ребяческий бред —
Было тут смеху и шуму!
Я лишь один не смеялся... о нет!
Думал я горькую думу.
Братья-писатели! в нашей судьбе
Что-то лежит роковое:
Если бы все мы, не веря себе,
Выбрали дело другое —
Не было б точно, согласен и я,
Жалких писак и педантов —
Только бы не было также, друзья,
Скоттов, Шекспиров и Дантов!
Чтоб одного возвеличить, борьба
Тысячи слабых уносит —
Даром ничто не дается: судьба
Жертв искупительных просит».
Тут наш приятель глубоко вздохнул,
Начал метаться тревожно;
Мы посидели, пока он уснул, —
И разошлись осторожно...
Н. А. Некрасов, 1855
Печатается по Ст 1873, т. I, ч. 1, с. 105–110.
Впервые опубликовано: С, 1855, № 10 (ценз. разр. — 30 сент. 1855 г.), с. 157–160, с подписью: «Н. Некрасов».
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1856. Перепечатывалось в 1-й части всех последующих прижизненных изданий «Стихотворений».
Черновой автограф — ГБЛ (Зап. тетр. № 3, л. 33, 41 об. — 40). Беловой автограф двух дополнительных отрывков, не вошедших, однако, в окончательный текст, — на вырезке из С, присланной Некрасовым К. Т. Солдатенкову с пояснением: «Прибавленные строфы пришли мне в голову после того, как уже стихотв<орение> было набрано», — ГБЛ (Солд. тетр., вкладка на отдельном листе); факсимиле см.: ЛН, т. 53–54. М., 1949, с. 237.
В Р. б-ке ошибочно датировано: «1856», в Ст 1879 — «1855». Начало работы над стихотворением относится, видимо, к весне 1855 г. (о чем позволяет говорить положение чернового автографа в Зап. тетр. № 3). К июню стихотворение, очевидно, еще не было завершено: автограф его полного текста в Солд. тетр. отсутствует. Дата цензурного разрешения первой публикации показывает, что работа над стихотворением была закончена до 30 сентября 1855 г.
К. И. Чуковский высказал предположение, что стихотворение было первоначально задумано Некрасовым как вступление к поэме «В. Г. Белинский»: «Согласно этому раннему замыслу, умирающий в подвале „бедный и честный писатель“ обращался перед смертью к молодым литераторам с горячим призывом отдать все силы на служение народному благу <…> Дальше следовало поэтическое изложение заветов великого критика» (ПСС, т. I, с. 562–563). Поскольку «изложение заветов» Белинского перешло из поэмы «В. Г. Белинский» в стихотворение «Русскому писателю», а оттуда — в стихотворение «Поэт и гражданин», К. И. Чуковский все эти произведения связывал с тем же замыслом (там же, с. 563). Эта гипотеза не может считаться доказанной, но косвенно подтверждается тем, что черновые наброски стихотворения «В больнице» и поэмы «В. Г. Белинский» находятся в одной и той же Зап. тетр. № 3.
Дополнительные отрывки, пересланные Некрасовым К. Т. Солдатенкову, получили распространение в рукописной передаче (Экз. ГБЛ, Экз. Гербеля, Экз. Евгеньева-Максимова, Экз. Лазаревского, Экз. Музея Н.).
Отрывок из стихотворения («Не было средства, однако, помочь…») положен на музыку (В. Д. Козлянинова, 1875).
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь