Товарищ давний, вновь сосед[1],
Приятный, острый Храповицкой!
Ты умный мне даешь совет,
Чтобы владычице киргизской
Я песни пел
И лирой ей хвалы гремел.
Так, так, — за средственны стишки
Монисты, гривны, ожерелья,
Бесценны перстни, камешки
Я брал с нее бы за безделья,
И был — гудком —
Давно мурза с большим усом[2].
Но ежели наложен долг
Мне от судеб и вышня трона,
Чтоб не лучистый милый бог[3]
С высот лазурна Геликона
Меня внушал,
Но я экстракты[4] б сочинял;
Был чтец и пономарь Фемиды[5],
И ей служил пред алтарем;
Как омофором[6] от обиды
Одних покрыв, других мечом
Своим страшит,
И счастье всем она дарит, —
То как Якобия[7] оставить,
Которого весь мир теснит?
Как Логинова[8] дать оправить,
Который золотом гремит?
Богов певец
Не будет никогда подлец.
Ты сам со временем осудишь
Меня за мглистый фимиам;
За правду ж чтить меня ты будешь,
Она любезна всем векам;
В ее венце
Светлее царское лице.
Лето 1793
Впервые — Изд. 1808 г., т. 1, стр. 317. А. В. Храповицкий (1749—1801) — литератор, приятель и сослуживец Державина (сперва по службе в Сенате, в данное время оба были статс-секретарями императрицы). «Храповицкий был хороший стихотворец и прозаический писатель, который ввел легкий и приятный слог в канцелярские дела» (Об. Д., 655). Храповицкий написал Державину стихотворное послание, в котором, выражая желание Екатерины, уговаривал его снова сочинять оды, восхваляющие императрицу. (опубликовано у Гуковского, 485—486). О том же намекала и даже прямо говорила Державину и сама Екатерина. Однако поэт, познакомившись ближе с ее характером и делами, не мог и не хотел писать больше од в честь «владычицы киргизской», т. е. в духе «Фелицы». «Издалека те предметы, которые ему казались божественными и приводили дух его в воспламенение, явились ему, при приближении ко двору, весьма человеческими и даже низкими и недостойными великой Екатерины, то и охладел так его дух, что он почти ничего не мог написать горячим, чистым сердцем в похвалу ее» (Грот, 6, 654). «Не мог он воспламенить так своего духа, чтоб поддержать свой высокий прежний идеал, когда вблизи увидел подлинник человеческий с великими слабостями. Сколько раз ни принимался, сидя по неделе для того запершись в своем кабинете, но ничего не в состоянии был такого сделать, чем бы он был доволен: все выходило холодное, натянутое и обыкновенное, как у прочих цеховых стихотворцев, у коих только слышны слова, а не мысли и чувства» (там же, 693— 694).
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь