Я возвращуся к вам, поля моих отцов,
Дубравы мирные, священный сердцу кров!
Я возвращуся к вам, домашние иконы!
Пускай другие чтут приличия законы;
Пускай другие чтут ревнивый суд невежд;
Свободный наконец от суетных надежд,
От беспокойных снов, от ветреных желаний,
Испив безвременно всю чашу испытаний,
Не призрак счастия, но счастье нужно мне.
Усталый труженик, спешу к родной стране
Заснуть желанным сном под кровлею родимой.
О дом отеческий! о край, всегда любимый!
Родные небеса! незвучный голос мой
В стихах задумчивых вас пел в стране чужой,
Вы мне повеете спокойствием и счастьем.
Как в пристани пловец, испытанный ненастьем,
С улыбкой слушает, над бездною воссев,
И бури грозный свист и волн мятежный рев,
Так, небо не моля о почестях и злате,
Спокойный домосед в моей безвестной хате,
Укрывшись от толпы взыскательных судей,
В кругу друзей своих, в кругу семьи своей,
Я буду издали глядеть на бури света.
Нет, нет, не отменю священного обета!
Пускай летит к шатрам бестрепетный герой;
Пускай кровавых битв любовник молодой
С волненьем учится, губя часы златые,
Науке размерять окопы боевые -
Я с детства полюбил сладчайшие труды.
Прилежный, мирный плуг, взрывающий бразды,
Почтеннее меча; полезный в скромной доле,
Хочу возделывать отеческое поле.
Оратай, ветхих дней достигший над сохой,
В заботах сладостных наставник будет мой;
Мне дряхлого отца сыны трудолюбивы
Помогут утучнять наследственные нивы.
А ты, мой старый друг, мой верный доброхот,
Усердный пестун мой, ты, первый огород
На отческих полях разведший в дни былые!
Ты поведешь меня в сады свои густые,
Деревьев и цветов расскажешь имена;
Я сам, когда с небес роскошная весна
Повеет негою воскреснувшей природе,
С тяжелым заступом явлюся в огороде,
Приду с тобой садить коренья и цветы.
О подвиг благостный! не тщетен будешь ты:
Богиня пажитей признательней фортуны!
Для них безвестный век, для них свирель и струны;
Они доступны всем и мне за легкий труд
Плодами сочными обильно воздадут.
От гряд и заступа спешу к полям и плугу;
А там, где ручеек по бархатному лугу
Катит задумчиво пустынные струи,
В весенний ясный день я сам, друзья мои,
У брега насажу лесок уединенный,
И липу свежую и тополь осребренный;
В тени их отдохнет мой правнук молодой;
Там дружба некогда сокроет пепел мой
И вместо мрамора положит на гробницу
И мирный заступ мой и мирную цевницу.
Е. А. Баратынский, 1821
Впервые — в журнале «Сын отечества», 1821, ч. 67, № VI, с. 274 под заглавием «Сельская Элегия» и с разночтениями в ст. 6—7, 20—22, 24, 28, 39, 45, 49, 59—60. Затем — в книге Стихотворения Евгения Баратынского. — М.: В типографии Августа Семена при Императорской медико-хирургической академии, 1827. — С. 21—23 под заглавием «Родина»; Стихотворения Евгения Боратынского. Часть I. — М.: В типографии Августа Семена при Императорской медико-хирургической академии, 1835. — С. 12—14 — без заглавия; Сочинения Евгения Абрамовича Баратынского. — 4-е изд. — Казань: В университетской типографии, 1884. — С. 28—30 — под заглавием «Деревня».
Ф. Булгарин в «Северной Пчеле» (1827, № 146, 6 декабря) находил «Родину» исполненной «чувства и мыслей», но обрушился на слово хата, встречающееся в этой сельской элегии.
По свидетельству Н. Л. Боратынской (записка ея о жизни Е. А. Боратынскаго — хранится в Казанском архиве), принятому всеми биографами, в этой элегии Б. обращается к сельцу Подвойскому (имение Богдана Андреевича Боратынскаго в Смоленской губернии), в котором он проводил большую часть времени по исключении из Пажескаго Корпуса и до поступления на военную службу. Это свидетельство Н. Л. Боратынской (равно как и другия в ея записке) может быть подвергнуто сомнению, т. к. сельцо Подвойское не было родиной поэта, тогда как и содержание стихотворения, и название говорят за то, что он обращается к своей родине — имению Маре (село Вяжля, Тамбовской губернии); вернее же всего, стихотворение это навеяно не столько личными переживаниями, сколько литературными образцами.
© «Онлайн-Читать.РФ»
Обратная связь