Десятая неделя после Пасхи — купальские дни.
Солнце самую середку земли печет и зацветает дивная Полынь-трава. В озера, на самое зеленое дно, под коряги подводные, под тихие водоросли глядит огненное солнце.
Негде упрятаться русалкам-мавкам и в тихие вечера, в лунные ночи уходят они из вод озерных и хоронятся в деревьях и зовут их тогда древяницами.
Это присказка, а сказка вот какая.
Жили были брат да сестра, Иван да Марья, в мазаной хате на берегу тихого озера.
Озеро тихое, а слава о нем дурная.
Водяной шалит.
Встанет над озером ясный месяц, начнут булькать да ухать в камышиных заводях, захлопают по воде словно вальками, чем бабы на мостках белье моют, и выкатит из камышей на дубовой коряге водяной: на голове колпак из куги, тиной обмотан. Увидишь, прячься — под воду утянет, а девушку возьмет к себе в жены.
Строго брат Иван наказывал сестре Марье:
— Отлучусь я, так ты после сумерек из хаты ни ногой, песенки не пой над озерной водой, сиди смирнехонько!
— Слушаю-с, братец! — говорит сестрица, молоденькая такая, хорошенькая.
Ушел братец в темный лес, скучно сестрице одной за станком сидеть; подумала и запела:
Стукнуло вдруг в ставенку.
— Кто тут?
— Выдь к нам, милая, покажи, как хоровод развивать.
Выбежала сестрица и ахнула.
От озера до хаты цветы — хороводы русалочьи.
Тоненькие русалки-мавки взялись за руки, быстро кружатся, в воласах купавы белые, золотые, зеленые, лица мавки к месяцу запрокинули, смеются.
Всплеснула сестрица ладошками, — куда тут, обступили мавки, целуют, венок надели...
— К нам, к нам в хоровод, ты краше всех, будь наша царица.
Кружат мавки все ближе к воде...
Как вдруг из камыша синяя вылезла раздутая голова в колпаке.
— Здравствуй, Марья, — хрипит водяной, — давно я тебя поджидал...
Поздно утром пришел братец Иван; туда, сюда — нет сестрицы. А на берегу башмаки ее лежат и лиловый поясок.
Сел братец и заплакал.
А дни идут, солнце ближе к земле надвигается.
Настала купальская неделя.
Не с кем братцу венки завивать, по шелковой траве в перегонки бегать...
— Уйду, — думает, — к чужим людям век доживать, вот только лапти новые справлю.
Нашел за озером липку, ободрал, сплел лапти и пошел к чужим людям.
Шел, шел, видит голая стоит липка, с которой он лыки драл.
— Ишь ты, назад завернул, — подумал Иван и пошел в другую сторону.
Кружил по лесу и опять видит голую липку.
— Навожденье, — испугался братец, побежал рысью.
А лапти сами на старое место загибают...
Рассердился Иван, замахнулся топором и хочет липку рубить. И говорит она человеческим голосом:
— Не руби меня, милый братец...
У Ивана и топор вывалился.
— Сестрица, ты ли?
— Я, братец, царь водяной меня в жены взял, теперь я древяница, а с весной опять русалкой буду... Когда ты с меня лыки драл, наговаривала я, чтобы не уходил ты отсюда далеко, милый братец.
— А нельзя тебе от водяного уйти?
— Можно; найти нужно Полынь-траву на зыбком месте и мне в лицо бросить.
И только сказала, подхватили сами лапти, понесли братца по лесу.
Ветер в ушах свистит, летят лапти над землей, поднимаются, и вверх в черную тучу мчится братец Иван.
— Не упасть бы, — подумал он и зацепился за серую тучу — зыбкое место.
Пошел по туче — ни куста кругом, ни травинки.
Вдруг зашевелился под ногами и быстро выскочил мужичек с локоток, красная шапочка.
— Зачем сюда пришел? — заревел мужичек, словно боясь, откуда голос взялся.
— Я за Полынь-травою, — поклонился братец.
— Дам тебе Полынь-траву, только побори меня цыганской ухваткой, — говорит мужичек.
Легли они на спины, по одной правой ноге подняли, зацепились, потянули.
Силен мужичек с локоток, а братцу лапти помогают.
Стал Иван перетягивать.
— Счастье твое, — рычит мужичек, — быть бы тебе на седьмом небе, много я закинул туда вашего брата. Получай Полынь-траву.
Схватил траву, побежал вниз братец, а мужичек с локоток как заревет, как загрохочет и язык красный из тучи то метнет, то назад втянет.
Добежал до липки братец и видит, сидит на земле страшный дядя и усами водит...
— Пусти, — кричит Иван, — знаю, кто ты, не хочешь ли этого? И ткнул водяному в лицо Полынь-травою.
Вспучился водяной, лопнул и побежал ручьем быстрым в тихое озеро.
А братец в липку бросил Полынь-траву и в лиловой рубашке вышла из липки сестрина Марья, обняла братца, смеется от радости.
Избушку у озера бросили они и ушли за темный лес — на светлом поле жить, не разлучаться.
И живут неразлучно до сих пор и кличут их всегда вместе — Иван да Марья, Иван да Марья.
Гр. А. Н. Толстой.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь