Жила на свете мачеха. Было у неё две дочери: родная и падчерица. Родная что сделает, за всё её гладят по головке да приговаривают «умница»! А падчерица, как ни угождает, ничем не угодит — всё не так, всё худо; а, надо правду сказать, девочка была золото; в хороших руках она бы как сыр в масле каталась, а у мачехи каждый день слезами умывалась. Что делать...
Ветер хоть пошумит, да затихнет; сварливая баба расходится — не скоро уймешь: всё будет придумывать да зубы чесать. И придумала мачеха падчерицу со двора согнать.
Вот и говорит она мужу:
— Вези, вези, старик, её, куда хочешь, чтобы мои глаза её не видали, чтобы мои уши о ней не слыхали; да не вози к родным в тёплую хату, а в лес дремучий на трескучий мороз.
Заплакал, затужил старик, да нечего делать, посадил дочку в сани, хотел прикрыть попонкой, да и то побоялся, так повёз, бездомную.
Привез старик дочку в лес дремучий, свалил в сугроб, перекрестил, а сам поскорее домой, чтобы глаза не видали дочериной смерти.
Осталась бедненькая, трясётся, плачет. Вдруг слышит: невдалеке Морозко потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает, поскакивает да пощелкивает.
Вот очутился он на той ели, под которой девица сидит. Пощелкивает, поскакивает, на красную девицу поглядывает.
— Девица, девица, я — Мороз Красный Нос!
— Добро пожаловать, Мороз! Знать, Бог тебя принес по мою душу грешную!
— Тепло ли тебе, девица?
— Тепло, тепло, батюшка, Морозушко!
Ниже спустился Морозко, сильнее затрещал и защипал. Опять спрашивает:
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Сильно знобит девицу, чуть дух переводит она, но ещё говорит:
— Тепло, Морозушко, тепло, батюшка!
Пуще затрещал и сильнее защёлкал Морозко.
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
Девица окостенела и говорит чуть слышно:
— Ой, тепло, голубчик Морозушко!
Полюбились Морозке ее ласковые речи: сжалился он над ней и окутал её шубами, отогрел одеялами да принёс ей сундук, полный всякого приданого, а потом подарил ей платье, шитое серебром и золотом. Надела она его и стала такая красавица, такая нарядница! Сидит и песенки попевает.
А мачеха по ней поминки справляет: блинов напекла.
— Поезжай, старик, дочь свою хоронить.
Поехал старик.
А собачка под столом:
— Тяв! Тяв! Старикову дочь в злате, в серебре везут, старухину женихи не берут!
— Молчи, дура! Вот тебе блинок. Скажи: старухину дочь женихи возьмут, а стариковой одни косточки привезут.
Собачка съела блин да опять:
— Тяв! Тяв! Старикову дочь в злате, в серебре везут, старухину женихи не берут!
Старуха собачонке уж и блины давала, и била её, она всё своё:
— Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину женихи не возьмут!
Скрипнули ворота, растворились двери, несут сундук высокий, тяжёлый, идет падчерица в злате да в серебре — так и сияет!
Мачеха глянула — и руки врозь!
— Старик, старик, запрягай других лошадей, вези и мою дочь! Посади её в том же лесу, на то же место.
Повёз старик старухину дочь в тот же лес дремучий, посадил на то же место.
Вот и пришел Мороз Красный Нос, поглядел на свою гостью и стал её спрашивать:
— Тепло ли тебе, девица?
— Убирайся ты! — отвечала ему старухина дочь. — Или ты ослеп, не видишь, что у меня руки и ноги окостенели!
Попрыгал, поскакал Морозко, а хороших речей не дождался, рассердился, схватил её и заморозил.
— Пора, старик, за дочкой ехать. Запрягай-ка лихих коней, да смотри, саней не повали, сундук не оброни!
А собачка под столом:
— Тяв! Тяв! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной в мешке косточки везут!
— Не ври! На́ пирог, скажи: старухину в злате, в серебре везут.
Растворились ворота, выбежала старуха встречать дочку родную, да вместо неё обняла холодное тело.
Заплакала, заголосила, да поздно.
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь